Праздник радикалов

«С исторической точки зрения фильм особенно актуален, потому что многие из них уже умерли — Кейт, Джон, Никки Хопкинс, Брайан, Джулиус Кэтчен… При этом он обладает странной невинностью — время в нем как будто бы остановилось...» перевод sybelle

праздник радикалов

Mojo, Мэт Сноу
Пит Тауншенд:
Эта мысль пришла в голову практически одновременно, но независимо друг от друга трем группам — Стоунз, Small Faces и Who. Мы играли с Who в Лос-Анджелесе, когда меня вызвали к Мику, и мы с ним обсудили возможность организовать передвижной цирк, гастролирующий по Штатам. Мик раздумывал, разрешат ли ему Small Faces и Who реквизировать свои идеи и захотят ли участвовать. Я, будучи безусловным фанатом Стоунз, всегда готов был лизать им пятки, и согласился.
Чип Монк разработал потрясающий проект шатра на основе старинного цирка Барнума и Бейли: к окраинам маленьких городков по рельсам подходят поезда и выстраиваются в большой круг, из специальных вагонов появляются сиденья, поверх натягивается тент и из этих полуфабрикатов получается цирк. На первый взгляд вполне осуществимо. В Европе он нашел несколько подвижных составов, которые можно было переделать под американские железнодорожные стандарты. Так что мы с Миком обсудили этот план и две недели я только об этом и думал, пока Мик не позвонил и не сообщил, что у нас проблемы: «Выясняется, что железные дороги в Америке такие плохие, что на многих участках поезда ходят со скоростью четыре мили в час. То есть, тур займет лет двадцать»… Но мысль о цирке не давала ему покоя, да и нам тоже.

Майкл Линдсей-Хогг, режиссер:
В 1968 году я снимал клип Jumpin' Jack Flash и Hey Jude для Битлз. В начале октября Стоунз задумались о телевизионном шоу. Мы хотели отснять его до Рождества и уже договорились о дате, но нужно было придумать объединяющую концепцию. Просто выпуская группы на сцену, мы получили бы очередной Ready Steady Go!, которых все мы наснимались в 64-м и 65-м. И вот, рисуя бессмысленные закорючки в блокноте, я набросал несколько кругов и подумал: цирк! Я позвонил Мику, и он ответил: «Цирк или что-то в этом духе — отличная мысль!» Как правил, именно Мик ходил на переговоры, обсуждал детали, набрасывал планы. В тот же день мы встретились и решили, что название The Rolling Stones' Rock'n'Roll Circus очень звучное и легко запоминается. Мы договорились, что цирк будет небольшой, в центральноевропейском стиле, а-ля Лола Монтес, немного потрепанный, никакой роскоши и пышности. Дизайн разработал Роджер Холл. Мне предоставили помещение на Мэддокс-стрит, где располагалась их администрация. Мне заплатили около тысячи фунтов — немало по тем временам. Никто не знал, надолго ли задержится рок-н-ролл. Все договоренности скреплялись рукопожатием: первые восемь лет, что я работал со Стоунз — и с Битлз — мы не подписывали никаких контрактов.

Дэвид Старк, зритель:
Большинство зрителей получили билеты через New Musical Express — те любили рассылать билеты на всякие таинственные события за неделю до начала. На этот раз мы попали на представление Rock'n'Roll Circus. Оно проходилось в студии Интертел в парке Стоунбридж в Уэмбли. Стоял декабрь, и в той похожей на пещеру студии было довольно холодно. Повсюду сновали цирковые артисты — клоуны, жонглеры, и их постоянно переснимали, что доводило всех до зубовного скрежета. Но все было здорово. Что приятно — в те времена не было никакой охраны и можно было ходить где угодно. Музыканты стояли вблизи от аудитории, болтали. Атмосфера располагала к общению. В какой-то момент я вышел в туалет и прошел мимо компании из четырех человек — Леннона, Джеггера, Тауншенда и Клэптона, болтавших друг с другом. Я не осмелился попросить автографы.

Майкл Линдсей-Хогг:
Мы с Миком запросили демо-записи разных новых и молодых групп, потому что хотели пригласить кого-нибудь из малоизвестных исполнителей. Джетро Талл мы увидели по телевизору в какой-то ночной передаче. Мик решил, что они подойдут и не будут путаться под ногами. Мы прослушали много разных пленок, в частности, ту, что прислал Глин Джонс, звукоинженер «Цирка». Мы с Миком решили, что это не наша музыка, слишком «гитарная» — так мы отвергли Лед Зеппелин…

Ян Андерсон:
Из лагеря Стоунз до меня дошли слухи, что нас захотел позвать не столько Мик, сколько Билл и Чарли. Нас уведомили всего за несколько дней. В тот период у нас как раз не было гитариста — Мик Абрахамс ушел из группы, а Мартина Барра мы прослушивали спустя две недели, на Рождество. Так что на гитаре играть было некому, и мы обратились к Тони Айомми, позже — из Блэк Сэббэт. Наша музыка не очень подходила к его манере мгры. В детстве Тони повердил пальцы, поэтому он не мог брать аккорды как все и разработал уникальную систему, как и Джанго Рейнхард, которому также приходилось обходиться неполной колодой карт. Вопрос о том, что он сыграет нашу музыку вживую, даже не стоял, поэтому в «Цирке» я пою по-настоящему, а остальные играют под фонограмму. Тони низко надвинул шляпу на глаза, чтобы его не было видно, и лихорадочно притворялся, что играет, хотя его гитару, кажется, даже не подключили. Стыдно — все остальные играли вживую. Мы исполнили одну песню, и все.

Пит Тауншенд:
Джетро Талл были не в моем вкусе. Я всегда считал, что их корни уходят глубоко в народную музыку, но это не мое. Йен Андерсон был довольно однобоким шоуменом, только и делал, что стоял на одной ноге и играл на флейте. По-моему, я не стал их смотреть, я не воспринимал их всерьез. Я не понимал, как они попали на шоу, и удивился, что Мику они нравятся — ведь это он занимался подбором музыкантов. Брайан, кажется, в этом не участвовал.

Майкл Линдсей-Хогг:
За Who были все. Стоунз считали их отличной командой и очень с ними дружили.

Пит Тауншенд:
Поначалу наш менеджер Кит Ламберт очень пристально следил за Стоунз, пытаясь разобраться, чем же так удачен сценический образ Мика. Лично я считаю, что секрет в том, что его движения и жесты очень размашисты и преувеличены; наверное, в повседневной жизни ему приходится сдерживаться, но на сцене, получая неограниченное пространство, он заполняет его собой. В самом начале мы выступали с очень выдающимися людьми: несколько раз со Стоунз, один раз с Битлз и дважды — с Кинкс; тогда мы были совсем зеленые, только-только начинали. Глядя на то, что они делают, мы и сами смогли научиться. Помню, как Кит Ламберт говорил (и это тоже пришло от Стоунз): «Вы должны выбегать на сцену, как будто это самое священное место на свете, как будто это для вас важнее всего — как бы вы себя ни чувствовали, бегите!» И Who всегда бежали на сцену, как собаки Павлова — по звонку.
Не скажу, что Who тогда были на пике, но с нашей Мини-оперой мы открыли то, что стало для меня настоящим наваждением. Когда мы играли свой жесткий рок-н-ролл и вводили этот евангелистский, хипповский элемент — где в конце я кричу «You are forgiven, you are forgiven, you are forgiven» — по аудитории пробегала волна духовности, только и ждавшей возможности вырваться наружу. Рок-н-ролл всегда метил ниже пояса, а мы действовали по-другому: свет Who против тьмы Стоунз. Все мы знаем, что Стоунз способны творить на сцене невероятные вещи, и когда они особенно в форме, черная магия постепенно сменяется белой… В тот раз такого не произошло, вне всякого сомнения. Их затмили не только Who, их затмил Тадж Махал, который выступил, как всегда, потрясающе. В каком-то смысле их затмило само событие — к тому моменту, когда Стоунз вышли на сцену, толпа уже развеселилась вовсю.

Ян Андерсон:
Все мероприятие было специально спланировано таким образом, чтобы создать веселую, радостную атмосферу. После долгого перерыва члены Стоунз снова сплотились — они только что выпустили Beggars Banquet, замечательную пластинку, знаменующую их возвращение на сцену. Но для бедняги Брайана Джонса срок годности уже истек. Он по-прежнему оставался приятным и обаятельным — мы разговаривали, и он не понимал, что происходит; он был отрезан от остальных — между ними часто повисали неловкие паузы. Но он чудесный парень, мы все ему очень сочувствовали.
Во время репетиций Стоунз играли небрежно, но к моменту съемки Джеггер уже работал вовсю и выступил очень неплохо. Остальные ребята чувствовали себя не в своей тарелке. В промежутке между репетицией и съемкой ко мне обратился парень из Record Mirror. Он оказался вполне серьезным и пьющим журналистом, отвел меня в паб и попытался вытянуть из меня, чем занимаются в рок-н-ролльном цирке. Я случайно ляпнул, что Стоунз недорепетировали и что бедняга Брайан не может даже настроить гитару — что истинная правда, однако с моей стороны было нетактично и не к месту рассказывать об этом. Так журналист и написал, а Мик Джеггер невероятно оскорбился. Пришлось принести ему самоуничижительные извинения.

Пит Тауншенд:
Анита Палленберг пришла чрезвычайно взвинченной, злилась по каждому поводу и вообще была не в лучшей форме. Я поздоровался с Анитой и по-мальчишески ткнул ее под локоть, и ей явно стало очень больно, как будто она вся разваливалась. А когда я увидел Кейта на первом обсуждении, которое проходило в отеле «Хилтон», он был буквально желтого цвета, как больной желтухой. Я еще подумал — ничего не получится, они все больные. И Мик с черными волосами выглядел странновато.
Брайан — это настоящая трагедия, но со мной он всегда был очень, очень приветлив. Я с огромной теплотой отношусь к Брайану, он был потрясающим парнем. Не назову его интеллигентом, но он был очень занятным, восприимчивым и открытым. С его красноречием и энтузиазмом из него вышел бы отличный критик.В то время поговаривали, что он доволен ситуацией: он собирался отделиться и выпускать эклектические пластинки с этнической музыкой — в отношении дальновидности его можно сравнить с Питером Гейбриэлом. По-моему, никто из его окружения не мог ему помочь, и особенно тяжело было видеть Аниту — она уже полностью от него отреклась. Раньше они были вдвоем, и она очень на него походила — такая же красивая, с той же склонностью к саморазрушению, но такая же страстная, начитанная и артистичная. Должен сказать, что находиться в их обществе бывало чертовски приятно. Наверное, их обоих раздавили наркотики — чем я, слава богу, тогда не увлекался. Так что для меня это был печальный день.

Майкл Линдсей-Хогг:
Кейт был помешан на Тадж Махале. Мы пригласили Таджа с группой приехать якобы в турпоездку, потому что не смогли получить для них разрешение на работу, и они сошли с самолета в ковбойских шляпах с гитарными футлярами в руках! Сперва иммиграционный контроль отказал им во въезде в страну, но потом им разрешили остаться на двадцать четыре часа. Это произошло в день накануне шоу, поэтому мы решили не рисковать и отснять их в первый день. Поэтому большая часть их выступления снята крупным планом — декорации еще не достроили, а в зале почти не было зрителей.

Тадж Махал:
Сижу я в Калифорнии, в клубе Whiskey A-Go-Go на Сансет-стрип, играю с закрытыми глазами на гармонике, открываю глаза и вижу на танцполе Мика, Стоунз и Эрика Бердона. Невероятно, думаю я, нужно с ними поболтать. Я был знаком с Canned Heat, они съездили в Англию и говорили, что там очень интересуются блюзом. И Джеймс Маршалл Хендрикс, к тому же, прославился на всю вселенную. Как же вы, ребята, живете так далеко от дельты Миссисипи и интересуетесь этой музыкой? Мы сели обсудить поп-музыку и наговорили друг другу всяких приятных вещей. Я сказал себе, что если и говорить что-то, то сейчас. И предложил Мику, что если возникнет что-нибудь, любой проект, где мы сможем помочь, мы хотим принять участие и всегда найдем время.
И вот через три месяца по почте пришли билеты для группы, двух роуди и двух ребят из менеджмента. Мы не смогли получить разрешение на работу, поэтому пришлось сказать, что мы едем в отпуск — я с Нэшнл 1934 года, одетый по-ковбойски, Джесс Дэвис — самый натуральный индеец, и Чак Блэквелл с Гари Гилмором — точь-в-точь Джордж Армстронг Кастер! Все в поту, мы прошли таможню, а там нас ждали Стоунз, чтобы забрать из аэропорта. Они оплачивали любые расходы — нам ни разу не приходилось лезть в карман за деньгами! Они познакомили нас с Англией, Британскими островами и Европой. Я сдружился с музыкантом, игравшим на конгах в Sympathy For The Devil, Роки Диджоном — мы отлично проводили время. В «Цирке» мы были единственной американской группой. Пьянствовали, развлекались, играли музыку — сборище музыкантов, старающихся узнать друг друга получше. Мы грандиозно повеселились с Брайаном Джонсом, я с ним долго разговаривал. Мне всегда нравился тот чигакский рит-энд-блюзовый саунд, который он привнес в группу. Сам я вырос вместе с теми музыкантами, а новое поколение частенько упускало суть блюза, его настроение. Но только не Стоунз. Популяризировав блюз, они во многом помогли нам — тем, кто его играл.

Марианна Фэйтфул:
Мик старался изо всех сил дать мне понять, что мое творчество имеет хоть какое-то значение. Он прекрасно меня знал, знал о моей боязни сцены. Он приложил массу усилий, чтобы я расслабилась и так чудесно выступила; он сам режиссировал мой номер, что очень любезно с его стороны. Съемка должна была происходить по кругу со всех точек, что было особенно важно из-за платья. Платье сшили специально к этому случаю: мы хотели добиться эффекта распускающегося цветка, оно сделано таким образом, что во все стороны от головы как бы расходятся лепестки. Платье уложили вокруг меня большим кольцом, поэтому так важна была расстановка камер. Но этот фрагмент пропал.
Я не была под кайфом; я дала Мику слово, что не буду ничего принимать, и не стала. Но после моего выступления я осталась дожидаться, пока они выйдут на сцену, хотела дать им такой же заряд душевной энергии, какой дал мне Мик. Не получилось. Слишком напряженная была обстановка.

Пит Тауншенд:
Вполне может быть, что Марианна Фэйтфул была беременна; она, безусловно, сияла как звезда, контрастируя с серостью и темнотой, окружавшими в тот вечер Стоунз. Помню, что она прямо-таки вскружила мне голову: сохранилось несколько неловких снимков, где я глазею на нее с открытым ртом. Конечно, она всегда была желанной, но в тот вечер ее окутывала какая-то магия. Попозже проявилась ее вторая сторона — она смешалась с толпой, напилась, веселилась. Потрясающая женщина. Я благодарен судьбе, что она выжила.

Майкл Линдсей-Хогг:
Мику всегда хотелось заполучить супергруппу. Сперва он задумал, что ее возглавит Стиви Уинвуд, и какое-то время мы на него рассчитывали. Но ближе к делу Стиви приболел и не смог участвовать. Это выяснилось за два-три дня до съемок, и у нас образовалась большая дыра. Мы думали, не привлечь ли Пола Маккартни, а потом Мик решил, что лучше всего обратиться к Джону Леннону. У него хватало энтузиазма на подобные проекты. Джон сразу согласился и, будучи в то время в друзьях с Эриком Клэптоном, пригласил его, потом Кейт решил сыграть на басу — так и появился Dirty Mac.
На второй день Джон и Йоко пришли пораньше и начали более-менее вовремя. Чем раньше музыканты приходили, тем быстрее отстреливались: то освещение нужно сделать получшее, то камера из строя вышла, то явились французы с отвертками — съемки все затягивались и затягивались. Who выступили около четырех, а Джон, Йоко и прочая компания — где-то в 10-11.

Пит Тауншенд:
Помню, как я подумал, что при всем желании нельзя было бы собрать на сцене более непроницаемых личностей. У Эрика был совершенно непрошибаемый период, а Леннон так вообще самый непостижимый человек на свете. На эмоциональном уровне он был абсолютно недоступен — очень веселый и остроумный, он маскировал тем самым молчание души.

Майк Рэндольф, фотограф:
Все это чушь, что Леннон давал деньги ИРА, как писа Альберт Голдман. Я сам видел, как на съемках «Цирка» Леннон подписывал пустые чеки студентам, просившим пожертвования на благотворительные цели.

Ян Андерсон:
Ключевым моментом был Yer Blues в исполнении Джона Леннона, Эрика Клэптона, Кейта Ричардса и Митча Митчелла. Были и ужасно скрипучие моменты — Йоко Оно и этот бедный скрипач (Иври Гитлис). На репетиции бедняга так и не понял, во что его втянули. Как многие классические музыканты, он не обладал природным чувством ритма, а потом еще Йоко вылезла из мешка и выла на протяжении 10 минут.

Марианна Фэйтфул:
Я очень боялась Йоко Оно, но с другой стороны, я всех боялась. Не могу сказать, что мне нравится ее музыка; от воя и стонов она не становится доступнее. Однако в качестве феминистской политической декларации она очень интересна. Я просто сжимала зубы и думала — как жаль, что из всех вариантов ей попался Джон.

Ян Андерсон:
Все было очень интересно, пока они не стали заставлять всех музыкантов одеть шутовские колпаки. Я предъявил им справку от доктора. Многовато мишуры и блесток, все вышло немного наивно, немного неловко, но по большому счету весело и не так уж плохо. Ясно было, что приглашение сыграть в столь знаменитой компании — большая честь, и вопрос об оплате не стоял. Если даже и стоял, я об этом ничего не знаю.

Пит Тауншенд:
Тогда я в первый раз встретил Йоко. Мне всегда становилось неуютно при мысли о ней — она давала серию представлений в Лондоне, и на одном из них ранили человека — ударили ножом. Я всегда считал ее довольно низкой особой, но познакомившись, мы поговорили и я обнаружил, что она на самом деле очень серьезный артист и приятная женщина.

Майкл Линдсей-Хогг:
Стоунз нужно было установить оборудование — чем всегда занимался Ян Стюарт — и только в два часа ночи они были готовы выйти на сцену. Они крутились там с полудня, и это не прошло даром. В два они вышли и сыграли шесть песен. Они устали — каждый раз приходилось выкладываться по полной, потом Глина Джонса, или оператора, или осветителя не устраивал дубль, так что до Sympathy For The Devil — которую мы с нетерпением ждали двадцать четыре часа назад, когда все мы были молодыми и неиспорченными — они добрались только к пяти утра.
Первый дубль не удался. Брайан повредил запястье и уже не мог играть. Мы пытались выстроить верную последовательность кадров, чтобы не снимать все подряд: хотя потом мы могли смонтировать все, что нужно, мы хотели добиться ощущения студийной съемки. Я сказал: «Да, похоже, все в порядке», и Мик спросил Глина, все ли его устраивает, и от ответил «да». Он пошел поговорить с группой и в пять утра выдал совершенно блистательное исполнение этой песни. Он загипнотизировал зал, а потом сошел со сцены и снова превратился в прежнего веселого худощавого парня. Это невероятное событие уместилось в промежуток между 5.06 и 5.12.
Потом мы записали Salt Of The Earth; Who и Джон с Йоко еще не уехали. А затем наступило семь утра, мы попрощались, поздравили друг друга с Рождеством и пошли встречать рассвет.

Марианна Фэйтфул:
Было ужасно поздно, они совершенно вымотались. Они столько отдали остальным, что на их долю ничего не осталось.

Майкл Линдсей-Хогг:
Мы смонтировали черновой вариант и показали его Мику и Кейту в январе или феврале следующего года. Им в принципе понравилось, но они сочли, что Who получились сильнее и значительнее. Стоунз думали, что могли бы сыграть и лучше, в частности, потому что им пришлось выступать так поздно. К тому же, время Брайана с Стоунз подходило к концу, наверное, они предвидели перемены и хотели переснять программу с другим гитаристом. Мы хотели устроить съемки в Колизее — почему, одногму Богу известно. К счастью, Рим не дал нам разрешения.
Потом Брайан умер, потом состоялся концерт в Гайд-парке, потом Стоунз уехали на гастроли, а Мик увлекся кино. Когда все устаканилось, прошел год. В то время для рок-н-ролльного проекта упустить момент означало то же самое, что для кандидата в президенты — он все отступал и отступал в сторону, пока о нем не забывали. Так случилось и с «Цирком».
С исторической точки зрения фильм особенно актуален, потому что многие из них уже умерли — Кейт, Джон, Никки Хопкинс, Брайан, Джулиус Кэтчен… При этом он обладает странной невинностью — время в нем как будто бы остановилось. Видишь людей, которые стали миллионерами, наркоманами, отцами и дедами, а здесь им нет и тридцати, и все они собрались в одном и том же месте в удивительное время, когда та музыка правила миром.