Giorgio Gomelski

Джорджио Гомельски Родился: 1934 Менеджер: The Rollin' Stones, The Yardbirds, Julie Driscoll, Gong, Magma

музыка, не знающая границ

Он открыл Rolling Stones и придумал Hard Day's Night; он продюсировал лучшие альбомы Yardbirds и вывел в свет европейский прог-рок; он — пылкий сторонник авангардной независимой музыки и яростный противник коммерциализации и служения корпорациям; он признает себя утопистом и искренне верит, что один человек может изменить мир. Он — космополит и идеалист Джорджио Гомельски.

Космополитом Гомельски стал не по своей воле. Он родился в 1934 году в Грузии, и очень быстро его отец — хирург и ученый — вывез семью за границу, спасаясь от гнева своего высокопоставленного соотечественника, ополчившегося против интеллигенции. Поскольку жена была родом из Монте-Карло, семья оказалась в Италии — теперь уже во власти диктатуры Муссолини. Отец Гомельски, убежденный антифашист, снова попал в черные списки. К концу войны семья Джорджио обосновалась в Швейцарии, где отправила сына учиться в школу бенедиктинцев. Джорджио откопал на чердаке пачку старых пластинок, настроил радио на волну AFM… и пропал. «У меня не было родины, — говорит он, — и в определенном смысле моей родиной стал джаз…» В церкви имелся орган, и по ночам школьное «джазовое сообщество», состоящее из трех человек, проникало в храм, чтобы помузицировать: один человек раздувал мехи, другой играл мелодию, третий — партию левой руки.

К тринадцати годам Джорджио твердо знал, что посвятит свою жизнь музыке. В лучших традициях шестидесятых он ушел из дома и объехал автотстопом всю Европу, заглядывая во все попадающиеся на пути джаз-клубы; через год стал обозревателем итальянского джазового журнала; потом поступил учеником в швейцарский театр и начал играть на барабанах; и все это время он учил английский — учебником стала газета Melody Maker, которую ему регулярно присылала переехавшая в Лондон мать, модистка, чьи шляпки королевы надевали на скачки в Дерби и Ливерпуле — негласные парады мод.

В 55-ом Джорджио и сам обосновался в Лондоне. В клубе Jazz Centre он познакомился с Гарольдом Пендлтоном — будущим владельцем легендарного клуба Marquee, организатором Национальных Фестивалей Джаза и Блюза.

«Я увидел, что город просыпается после событий Второй мировой. Ведь когда я только приехал в Лондон, пабы закрывались в полдесятого — ни секундой позже! Туман, смог — страна Джека-потрошителя. Метр направо, метр налево — ничего не видно… Никакой ночной жизни, сплошная серость и депрессия. Они, так сказать, выиграли войну, но проиграли мир. На континенте я привык проводить ночи в кафе и клубах, обсуждать будущее человечества, строить планы, как потрясти мир».

Во всяком случае, можно было попробовать потрясти Лондон. Гомельски открыл маленький кофе-бар в стратегически важном месте — неподалеку от Слоан-сквер, рядом с Кингз-роуд, соединяющей центр с артистическим районом Челси. Вскоре вся будущая богема собиралась в безалкогольном ночном кафе Джорджио, вмещавшем всего три столика и кофе-машину.

Мало-помалу жизнь налаживалась. В начале 60-х лондонские власти разрешили держать развлекательные заведения открытыми до трех часов утра. Музыкальные клубы стали расти и множиться, как грибы. Постепенно, неохотно, не без борьбы джаз стал уступать место ритм-энд-блюзу, скиффлу и «британскому блюзу». А после того, как Пентдлтон предложил регулярную работу в своем новом клубе группе Алексиса Корнера и Сирила Дэвиса Blues Incorporated, блюзовая тусовка прочно обосновалась в Marquee. Там-то Гомельски познакомился и подружился с двадцатилетним энтузиастом блюза с мягкими манерами и с цепким взглядом — Брайаном Джонсом.

Для собственного клуба — Picadilly Jazz Club. Гомельски требовалась постоянная группа, и он решил уступить Брайану, прожужжавшему Джорджио все уши о достоинствах «лучшей в мире блюзовой группы» — The Rollin' Stones. К тому же, тех только что выгнали из Marquee за распространение вируса рок-н-ролла. Вскоре Гомельски решил переместиться на окраину — в Ричмонд — и открыл в Station Hotel новый клуб под названием Crawdaddy.

На первый концерт Роллингов в Ричмонде пришло три человека. «Брайан спросил меня: „Джорджио, нас шестеро, а их трое. Стоит играть, как думаешь?“ И я ответил: „Брайан, сколько человек поместится в этом зале? Сотня? Тогда играй так, как будто перед тобой сто человек“. Так они и сыграли. Из-за этого я редко ходил на более поздние концерты Стоунз, потому что в тот вечер они отыграли свое лучшее шоу. Для трех человек».

Так Гомельски из друга Брайана стал неформальным менеджером Роллинг Стоунз. Он договаривался о концертах, давал объявления в газетах, начал снимать о группе фильм, познакомил их с Битлз… В течение какого-то месяца Стоунз превратились в популярную группу, играющую пять вечером в неделю в переполненных залах.

Никакого договора Джорджио со своими друзьями не подписывал. Более того, он всячески предостерегал Брайана от письменных обязательств перед дельцами от шоу-бизнеса, дабы никто не смог урвать кусок у наивных музыканток. Куда могут завести благие намерения, известно каждому. Так и случилось.

22 апреля 1963 года Гомельски получил извещение о том, что его клубу придется искать себе новое помещение. В тот же день поступили новости из Швейцарии — умер отец. Джорджио вылетел на континент, оставили дела клуба на свою девушку Энид. Роллинги были предоставлены сами себе. За три недели отсутствия Гомельски Брайан успел договориться о контракте с менеджерами Эндрю Олдэмом и Эриком Истоном. Куда-то подевался и практически законченный фильм о группе. «Никто не знает, где он. Сегодня он стоил бы целое состояние. Может быть, Мик Джеггер придерживает его до моей смерти». (Еще одним разочарованием, связанным со съемкой фильма, стал A Hard Day's Night. Гомельски предложил Битлз снять фильм, основанный на повседневной жизни группы. Вместе с Битлз и журналистом Питером Клейтоном они набросали сценарий, и к апрелю 1963 все было готово к съемкам, оставалось лишь получить одобрение Брайана Эпштейна. Тот отказался. Однако через некоторое время принял предложение United Artists сделать серию фильмов о группе, и передал американцам наработки Гомельски, даже не предупредив его об этом. В результате на свет появился A Hard Day's Night).

Вернувшись из Швейцарии, Джорджио предстояло оправиться от удара с спину и начать все сначала на новом месте — неподалеку от старого отеля. В новом Crawdaddy обосновались Paramounts (будущие Procol Harum), Muleskinners (будущие Small Faces), Moody Blues, Animals… и, конечно, The Yardbirds — новые протеже Гомельски, находка друга Джорджио Хэмиша Граймса, притащившего менеджера прямо на репетицию группы. «Поднимаясь по лестнице, я услышах их игру и понял — это то, что нужно».

На протяжении нескольких лет Гомельски продюсировал их альбомы, организовывал гастроли и управлял прочими делами. Памятуя о Hard Day's Night, отягощенный угрызениями совести Брайан Эпштейн часто приглашал Yardbirds разогревать публику перед концертами Битлз, включая европейское турне, что не могло не способствовать растущей популярности группы.

В 1964 году Гомельски и Yardbirds, поддавшись тенденции всеощей коммерциализации музыки — единственному способу расширить аудиторию, выйти на радио и продавать синглы — расстались с идеей «чистого блюза». Сингл For Your Love стал переломным моментом: с одной стороны, он пробил лед хит-парадов; с другой, он вызвал неудовольствие максималиста Эрика Клэптона, тотчас покинувшего группу. Его заменил гитарист Джефф Бек — остальное, как говорится, история.

«Битлз писали отличные песни и нравились широкой пубике. Стоунз в противовес им развивали бунтарский имидж. Animals — вклад северной Англии в музыку американского Юга, причем вклад от чистого сердца. Но Yardbirds были космополитами, группой большого города, поэтому результат получился иным — более сложным. Не хочу показаться тщеславным, но мы делали то, что делали, потому что никто другой этим не занимался».

Что же послужило причиной разрыва соглашения, на первый взгляд, так устраивавшего обе стороны? «Я хотел сменить направление, исследовать новые возможности, двинуться туда, куда через несколько лет попали Yes и Genesis». Yardbirds не устраивало такое положение дел; не нравилось им и работать во имя идеи — несмотря на популярность и постоянные гастроли, их заработки оставляли желать лучшего. Пол Сэмвелл-Смит, неформальный лидер группы, уговорил остальных расстаться с Джорджио Гомельски, который к тому моменту все больше и больше погружался в новый проект — развитие фирмы Paragon, созданной для управления делами музыкантов, и родственным лейблом Marmalade.

Получив финансовую поддержку от компаний Polydor и Deutsche Grammaphon, Paragon развернулся вовсю. Фирма занималась пиаром для самых популярных клубов и приезжих артистов, оборудовала студию, где репетировали гастролирующие американцы, устраивала вечеринки для британских музыкантов, где они собирались после концертов, и быстро превратилась ночной клуб для «своих», куда всегда можно было приехать после закрытия увеселительных заведений.

В 1969 году Гомельски разругался с немцами. Paragon обанкротился. Тот Лондон, который однажды стал столицей мира, менялся на глазах — по мнению Гомельски, не в лучшую сторону. Он «не стремился больше вращаться в мире англо-саксонской музыки, потому что она стала очень коммерческой, очень вторичной». На следующие десять лет апофеозом всего самого интересного для него станет Европа — и европейский прог-рок. Менеджер Gong и французской группы Magma, Гомельски также откроет миру Henry Cow, Can и Amon Duul II.

«Мы органировали агентство „Rock Pas Degenere“, которое стало компанией номер один для европейской прог-тусовки. Это было необходимо. Сбросить оковы англо-саксонского господства».

С 1978 года по настоящее время Гомельски живет в Нью-Йорке. Продолжая заниматься пропагандой авангардной музыки и организацией фестивалей некоммерческого искусства, он также активно увлечен новыми средствами коммуникаций — видеотехнологиями и интернетом. «Посмотрите, как компьютеры облегчают производство музыки и видео. Для цивилизации, в которой искусство вынуждено служить религиозным, экономическим или политическим силам, это беспрецендентная возможность наконец-то избежать идеологической и коммерческой цензуры».