Разговор с Марком Боланом

Melody Maker, 1972 Рой Холлингсворт

разговор с марком боланом

Примерно год назад мы с Марком Боланом и его пресс-капитаном Б. П. Фаллоном сидели в лондонском зоопарке. Шел дождь, мы пили вино и рассуждали о том, что будет с нами через год. Ни у кого не было ни малейшего представления о будущем. Все казалось таким спокойным, неторопливым... У всех нас впереди была еще куча времени. Вот такой это был день.

А через триста пятьдесят с хвостиком дней куча народа узнала Марка Болана, по всей стране, да и по всему миру. И не просто узнала -те, кто и понятия о нем не имели в тот день в лондонском зоопарке, через год знали, какого размера у него ботинки. Он стал знаменитостью.

И что же, когда я недавно с ним встретился, наша беседа носила другой характер? Темы для разговора действительно изменились. Но сам Болан — этот остался прежним.
Мы сидим в квартирке недалеко от Regents Park, на столе перед нами — булочки, творог с лимоном и сыр. Но все это — болтовня.

Мы разговариваем.

Три года назад ты сказал, что если станешь поп-звездой, то назовешь себя Zinc Alloy. Помнишь?

Конечно, помню. Я тогда пошутил, но это имя и вправду лучше, чем Марк Болан.

Почему?

Не знаю, почему. Я не выбирал имя "Марк Болан'. Слово «Болан» не имеет каких-то внутренних ассоциаций, оно просто звучало как... ну, как псевдоним фотомодели. Потом мне показалось, что Zinc Alloy — примерно то же самое.

Ты думаешь, что сейчас тебе больше подошло бы имя Zinc Alloy?

Не знаю. Просто не знаю, об это нужно подумать. Все, что ни делается, все к лучшему. Я помню, как впервые услышал о Битлз и подумал: «О Господи, хуже названия не придумаешь!» Я тогда еще произнес по буквам -BEATLES — какая чепуха! А через какие-то два дня мне уже вовсе так не казалось. Много было групп со странными именами, возьмем, к примеру. Beach Boys. Как подумаешь, что имеется в виду — о, Боже!

Как бы ты oxapaктеризовал прошедший год?

Он был очень нереальный, да, именно нереальный. Все очень странно и непонятно, одновременно настоящее и ненастоящее. Я делал именно то, к чему стремился всю жизнь, и обнаружил, что все совсем на так как мне казалось. Я до сих не думаю, что добился успеха Это правда, истинная правда Мне сложно к этому привыкнуть Многие подходят ко мне и говорят: «Ну, теперь-то у тебя все в порядке, парень?» Понимаешь, для меня самое главное — музыка, и мне нравится та музыка, которую я пишу.

Мне все более неуютно становится отвечать на неизбежные вопросы интервьюеров. Я не возражаю, когда интервью берут мои знакомые, но часто приходят такие журналисты, которые меня совсем не знают. Для них я -всего лишь очередная личность, о которой люди будут читать, а таких личностей всегда пруди. Я просто не знаю, как с ними разговаривать.

Я чувствую, что у публики складывается обо мне совершенно неправильное представление. Почти в каждом интервью есть ошибки, даже в хороших. Я еще ни разу не был доволен ни одной статьей о себе. Хотя, может быть, я недоволен именно собой, а не призрачным редактором или сумасшедшим наборщиком. Я не слишком легко все воспринимаю.

То есть, ты серьезно относишься к этим вещам?

Да, даже если я отвечаю на ничего не значащий вопрос, я всегда должен сказать что-то, что стоит читать. Я до сих пор удивляюсь, сколько мне приходится говорить, поскольку я никогда не считал, что могу очень много сказать людям...

Странно все это. Интервью для меня — как курс лечения, хорошие интервью, конечно. Такие, как вот это. А плохие интервью -это разговоры после концерта в гримерной, но многие журналы и местные газеты их используют. Это просто ужасно. Я выхожу за сцену и ни с кем, просто ни с кем не хочу разговаривать. Я стою, весь вспотевший, измотанный, а ко мне подходят люди — очень приятные люди — и начинают задавать вопросы. Это настоящая трагедия, может быть, раз в жизни они подходят ко мне поговооить — а я не МОГУ разговаривать. Это ужасно, тем более, что они действительно очень милые люди. И они начинают спрашивать, как мы придумали название группы, и то, и се. А я только и способен думать в этот момент: «Когда же мы наконец попадем в кафе?», или «кто-нибудь принесет бутерброды?»

Что тебе особенно не нравится?

Не знаю, все это становится похожим на черную дыру. Если посмотреть на этот год, как на диаграмму, то в ней есть темные сектора, и я не понимаю, что они собой представляют. Если серьезно, то, наверное, я слишком чувствителен к тому, что делаю.

Я часто читаю о людях, которые говорят, что играют только из-за денег. Одних таких я видел только неделю назад. Middle Of The Earwigs, что-то в этом роде. Когда я слышу такие слова, я просто теряюсь. Так ведь нельзя. Ведь если бы значение имели только деньги, можно было бы стать биржевым маклером.

Что деньги дали тебе в первую очередь?

Свободу. Возможно, и несколько неприятных дней впридачу, но я вычеркиваю черные полосы из памяти, как только они кончаются. Да, я действительно обрел свободу. Это просто восхитительно.

Ты не считаешь несправедливым, что свобода зависит от успеха?

Считаю, но я это усвоил еще с пяти лет. Конечно, так было далеко не всегда, но мы живем в двадцатом веке и вынуждены с ним бороться. И это настоящая битва. С моей стороны было бы наивно говорить, что мне наплевать на деньги, потому что деньги приносят свободу, и я уже не могу отделить одно от другого.

Деньги без свободы ничего не стоят. Но слоняться по улицам без денег в надежде поймать такси, а вместо этого промокнуть и ехать на автобусе — это тоже ни к чему. В этом случае будешь думать только о том, где взять деньги. Свобода и деньги сейчас взаимосвязаны.

Что тебя больше всего раздражает?

Телефон. Он меня просто с ума сводит. Хотя шум — еще хуже. Вообще-то у меня все периодами. Раньше я был интровертом, а теперь уже полгода веду себя как экстраверт, и сейчас я, кажется, снова становлюсь интровертом.

Сколько еще продержится Т. Rex, как ты думаешь?

Я думаю, что мы повторим весь обычный путь. Настоящий успех ведь обычно занимает три-четыре года, правда? Не знаю, выдержу ли я столько, но почему бы и нет? И, в любом случае, я опровергну любое обвинение в том, что мы — звезды одного хита. Хотя мы уже доказали обратное. Но мне будет неприятно, если кто-нибудь так скажет обо мне. Я всегда расстраиваюсь, когда меня ставят в один ряд с определенными группами — я их не буду называть, — то есть, когда нас рассматривают как явление временное. Но с этим нужно мириться. Посмотри на всех, кто окружал Битлз, как они толкались у битловской кормушки, они же даже пели песни Битлз! Я не хочу их обидеть, но это правда.

Вокруг твоих песен тоже многие толкаются?

Многие хотят сделать на нас деньги, и не обязательно на самих песнях. Песни Stones тоже пели немногие. Я думаю, что мои тексты слишком откровенны для таких, скажем, групп, как Twitch Younger или Rockabeads. Если даже по мелодии они им и подойдут, некоторые слова от них будет очень уж странно услышать. Я не представляю себе, как кто-то, кроме моих друзей, поет мои песни.

То есть, тексты для Марка Болана — это святое?

Да нет, не для меня, скорее, для остальных. Самые однозначные песни, конечно, были переделаны, уже существует около пятидесяти версий Hot Love, но не представляю, как они исполнят, например, Jeepster.

Для тебя просто написать сингл?

Нет. Для меня вообще просто писать, но я так до конца и не знаю, что будет синглом. Get It On, Jeepster, Telegram Sam были написаны довольно быстро, но я вовсе не собирался выпускать их на синглах. Один раз я запланировал для сингла песню Thunderbird, но во время той сессии мы записали Telegram Sam, и, конечно, выбрали ее. Но это получилось спонтанно. Я вообще не думаю, что можно планировать такие вещи, как синглы, хотя потом они звучат очень продуманно. Я осознаю всю ограниченность такого носителя, как сингл, но именно они и делают хиты. Но я вовсе не фабрика хитов, что бы люди ни думали, вовсе нет.

Тебе не кажется, что ты восстановил постоянство хит-парадов? Давно уже ни одна группа не присутствовала в хит-парадах так долго...

Да, мы друг друга стимулируем. Я пишу песни, которые отражают настроения последних трех месяцев, и мне везет — людям они нравятся, они их покупают. И в таких количествах — мне до сих пор не верится. За четыре дня было продано двести тысяч экземпляров Telegram Sam — просто невероятно!

Ты не чувствуешь, что первым сумел понять дух нового поколения? Ведь новое поколение действительно существует?

Это звучит ужасно, но это правда. Хотя я не знаю, я-то просто даю концерты. Происходит что-то невероятное, но я — всего лишь участник событий.

Как-то ты сказал мне, что не можешь посмотреть на себя со стороны. Это все еще так?

Да, я допускаю, что все, что обо мне думают люди — хорошее, плохое, вообще все — правда, но самому мне сложно их понять. Для меня всегда очень болезненно выбирать песню для сингла, или даже записывать синглы, потому что я знаю, что этого ждет два миллиона человек. «Telegram Sam» был для меня настоящим испытанием, я решил: «Это будет хорошей проверкой»; раньше я этого не чувствовал.

А почему ты подумал так сейчас?

Потому что надо мной теперь легко одержать верх. Что ты имеешь ввиду? Помнишь все эти гадкие письма, которые были напечатаны в газетах? Я был расстроен — неделю? час? Но все это — самолюбие, с этим я справился. Я теперь — Zinc Alloy. Я могу сказать: «Идите к черту, ребята, катитесь отсюда». Я нахожу очень приятным, что сейчас у меня достаточно денег, чтобы больше не беспокоиться, и это — отличная поддержка. Всем, кто говорит гадости, я теперь могу сказать: «Заткнитесь!» Кстати, хорошие люди гадостей не говорят. Гадости говорят только завистливые, мстительные люди, которых очень бесит, что у меня есть белый роллс-ройс; вот что их бесит, а совсем не музыка. А я этого не понимаю, поэтому веду себя с такими людьми высокомерно. Если кто-то скажет мне: «Слушай, вот эта песня мне не очень нравится,» то я буду обсуждать с ним эту тему, мы нормально поговорим. И я буду не только говорить, но и слушать, и это отложится у меня в голове. Важно именно понимание. Мне повезло, что я не обгоняю свое время. Я провел четыре года впереди, но сейчас наступило мое время. Так очень редко получается. И я не хочу сдаваться, я буду бороться.

Тебе ведь нравится атмосфера возбуждения?

Да, очень. Именно поэтому я и хочу быть кумиром молодежи... Становишься похож на тот образ, который воображают остальные. Я представляю себя человеком, который поднимается по лестнице и пишет песни и рассказы в свое удовольствие. Но мои мысли и привычки быстро меняются.

Произошли ли в твоей жизни какие-то изменения за последний год, может быть, что-то оставило шрамы в твоей душе?

Конечно. В основном из-за деловых вопросов, с которыми я столкнулся. Мне пришлось делать вещи, которые мне совсем не нравились, и это оставило свои следы. Причина была не в переутомлении, мне не позволяли и вполовину играть столько, сколько я хотел. Из-за этого началась жуткая неразбериха, и мы еще до сих пор не разобрались до конца. Но я стремился начать 1972 год так же, как и 1971, то есть с двух хитовых синглов, и добился этого сделали. При этом я понял, что сложилась целая индустрия Болана, о которой я раньше и не подозревал. Я этого не понимаю — не то, чтобы я возражал, но я словно проснулся и посмотрел вокруг.

Ты бы хотел положить этому конец?

Это невозможно. Ничего нельзя сделать. Мне это одновременно и противно, и приятно. Иногда мне это льстит, но, упрощенно говоря, меня же просто обдирают. Я стал предметом торговли. Конечно, мне это не нравится. Поэтому я и основал нашу собственную фирму грамзаписи: ведь единственный человек, который не будет меня обдирать — это я сам.
Иметь свою фирму грамзаписи — одно удовольствие, ведь раньше мне не всегда было приятно общаться с подобного рода компаниями. Я ничего не знал о том, что выходит сингл Jeepster, и меня это просто взбесило. Эта история могла нам очень повредить. Не повредила, но могла. Пока все находится в моих руках, я смирюсь с любым результатом, но если кто-то другой мне все испортит — я просто не выдержу. Это меня пугает. Ты можешь работать семь лет, постоянно совершенствоваться — и все затем, чтобы попасть в руки человека, который одним махом может все сломать. Настоящий шейкер.

А какие изменения произошли на социальном уровне? Тебе легко сохранить старых друзей?

Да, потому что мои настоящие друзья, те, кто меня давно знает, не изменились, и я знаю, что сам я в душе тоже остался прежним. И близкие друзья не видят того, что проецируется наружу. Но вообще-то временами бывает непросто, я часто сажусь и думаю: «не изменился ли я?» Иногда я раздражаюсь в тех ситуациях, на которые раньше не обратил бы внимания, но это уже из-за давления. Рок-н-ролл очень сильно давит, а мы принадлежим рок-н-роллу, и мы сейчас очень знамениты, и все время приходится ускорять темп, хотя я человек совсем не стремительный.

И к чему это приводит? Иногда я начинаю много пить, чего раньше никогда не было. Сейчас я, правда, не пью. Приходится иногда надевать маску — не потому, что мне это нравится, а потому, что не другого выхода. Иногда кто-нибудь хочет со мной встретиться, поговорить, а я плохо себя чувствую, и тогда люди начинают думать, что я зазнался. Нет, я не такой. Все дело — в давлении.

Скажи, пожалуйста, рок-звезды — человеческие существа? Человеческий разум и организм вообще способны выдержать такое давление?

Конечно же, все мы — люди. Нескольких так называемых рок-звезд я очень хорошо знаю. Совсем недавно ко мне подошел один парень и спросил: «Каково это — быть Богом?» Я подумал: «К чему это он клонит?» Он сказал, что был на моем концерте, и видел, как некоторые молились на меня. Я ответил: «Знаешь, сам я этого не видел, и, думаю, что никто такого видеть не мог.» Я сказал, что он, наверное, что-то не так понял, ведь он — человек посторонний! Так можно сказать, что все блюзовые песни — одинаковые, потому что все они построены на двенадцати тактах. Но все поют их по-разному, чувствовать — вот что нужно. Нужно постараться проникнуть в душу человека, который поет эти песни. «Звезда рок-н-ролла» — для меня это звучит несколько неестественно. Мои знакомные никогда всерьез не называют себя «Звездами Рок-н-ролла». Хотя, безусловно, есть и такие, кто считает себя Звездой, и, как правило, таковой не является.

Ты не думаешь, что рок-звезда зависит от тех, кто ее создал? Может ли рок-звезда сохранить полную независимость?

Я покажу тебе мои лучшие вещи — я создал их сам, без чьей-либо помощи. Я понимаю, о чем ты говоришь, часто это действительно так, но не в моем случае.

В каком состоянии находится сейчас рок-музыка?

В настоящий момент многие создают совершенно потрясающую музыку, но я не уверен, что все это происходит именно в роке. Возьмем, например, черную американскую музыку — там попадаются изумительные вещи. Но я постоянно возвращаюсь к более старой музыке, я чаще слушаю, скажем, альбомы Howling Wolf, чем новинки. При этом я уверен, что современные гитаристы могут сделать те же вещи еще лучше. Сейчас есть очень хорошие гитаристы.

И жизнь прекрасна и удивительна?

Моя жизнь — да, но я редко хожу на большие сборища, так что я просто не знаю.

Когда рок-музыка начала совершенствоваться, из поля зрения выпали многие вещи, просто потому, что они не считались «крутыми». Не остался ли глэм за бортом?

Я думал, что вернул его на место.

Ты — да, но я говорю о музыке в целом.

Нет, не остался, и вряд ли когда-нибудь останется. Мы создали его, понимаешь, мы выбрали самое подходящее время. Сейчас я успешно занимаюсь своей областью глэма. Род Стюарт -своей, но новичкам придется нелегко. Stones до сих пор — вещь классная сама по себе, хотя у них и есть свои проблемы. The Who тоже до сих пор на высоте, правда, я не уверен, что и молодежь так считает.

Ты не думаешь, что многие совершают ошибку, забывая о подростках? Все идет по плану, и вдруг, откуда ни возьмись, появляется новое поколение...

Я люблю подростков, публика сейчас вообще очень молодая. Когда я начал слушать музыку, мне было девять лет, и я поколотил бы любого, кто назвал бы меня «тинибоппером».

Представь себе, что через 200 лет кто-то найдет на дне сундука твою пластинку Jeepster. Какого эффекта ты бы хотел добиться?

Я бы хотел, чтобы он поставил меня в один ряд с Джоном Ленноном и Чаком Берри -если, конечно, он слышал их пластинки тоже. Я действительно чувствую, что то, что я делаю -это важно, хотя и относится к узкой области — ведь рок-музыка — это лишь небольшой срез культуры.

Как ты думаешь, через много лет можно будет получить представление о двадцатом веке, прослушав всего один сингл?

Я думаю, да — если внимательно послушать.

Можешь ли ты представить себя через десять лет — вот ты сидишь в загородном доме, пишешь книги...

О, нет, хотя, может быть, у меня будет роскошная усадьба, а сам я поселюсь в запущенном домике привратника...

Ты любишь уединение?

Очень, но ненадолго. Я люблю уединяться, когда читаю или пишу, но, как только мне становится скучно...

Тебе часто бывает скучно?

Часто, особенно, когда я не могу играть. В такие моменты мне страшно не хватает музыки. Музыка дает мне избавление от всех проблем, мне обязательно нужно играть.

Если бы ты вдруг не смог давать концерты, что бы ты сделал?

Попал бы в сумасшедший дом!