Out Of Our Heads

Они были главными модами с Carnaby Street. Затем они открыли для себя кислоту. Для Small Faces это означало начало конца. Пэт Гилберт перевод crow

out of our heads

прятался среди деревьев Monk's Corner, домик, в котором жил в 1910х автор «Трое в лодке, не считая собаки» — Джером К.Джером. Домик расположился возле тихого городка Морлоу на берегу Темзы.
Теплой ночью августа 1968го шел в ту сторону с последней электрички из Лондона 18-летний музыкант, пишущий песни для Immediate, по имени Билли Николлз. В кромешной тьме Билли сбился с пути. Спотыкаясь о гравий под ногами, уставший и испуганный темнотой ночи, он разглядел в некотором отдалении призрачные очертания дома.
Внезапно его внимание привлек блик огня среди деревьев. Приглядевшись, он разглядел группу маленьких фигур, освещенных костром, на их шаловливых лицах плясали красные и рыжие отблески. У нескольких были гитары, один играл на конгах; окруженный двумя ищейками, самый громкий из эльфов нахально хихикал, передавая по кругу косяк. Песни, которые они пели, были странными и захватывающими, грустный мотив об Осеннем Камне и о том, что «столько хороших способов быть плохим… и как много гадких способов быть хорошим…», исполняемых с таким чувством, будто 21-летнему вокалисту и вправду это знакомо.
Билли был рад, наконец, приткнуться к компании: пробудившись от языческих дрем, The Small Faces , включая приятеля-перкуссиониста Спиди Эквэя, поднялись на ноги и поприветствовали своего партнера по лейблу. Вечеринка продолжилась по возвращении домой, воздух был пропитан густым дымом марихуаны и болтовней. Билли привез из Лондона сюрприз — демо-версию «Dear Prudence», сделанную Beatles в этот же день. Молодые лица, теперь больше похожие на счастливых обкуренных поп-музыкантов, нежели на сказочных персонажей, в своих бархатных клешах и рубашках без ворота, внимательно слушали и выражали возгласы одобрения. Они вместе прослушивали все свои последние приобретения, включающие «Music From Big Pink», дебют сопутствующей Бобу Дилану the Band и «Gris-Gris» Доктора Джона, привезенные им недавно восторженным Миком Джаггером прямехонько из Нью-Орлеана.
«Я проводил много времени в том доме в Морлоу, и та ночь была обычным их времяпровождением», вспоминает Николлз. «У нас было столько великолепной музыки. С The Small Faces было очень, очень забавно. Они все выглядели одинаково, одевались одинаково, они были как братья. Для работы складывалась потрясающая атмосфера».
Третий студийный альбом Small Faces «Ogdens' Nut Gone Flake» совсем недавно закончил свое шестинедельное пребывание на первом месте. Успешное сочетание поп-музыки, психоделии и прогрессива, и всё ещё хранящий в себе шаловливый оттенок, напоминающий о модовских корнях, он, наконец, принес долгожданную похвалу критиков. Но в то же время грустная нотка проникла в их мир, несвоевременно намекая, что всё не так хорошо, как кажется. Их последний сингл «The Universal», оказался за пределами десятки лидеров в чартах, и ходили слухи, что их записывающая компания колеблется на грани банкротства.
И это не всё. Храня на устах беззаботную улыбку, их вокалист, гитарист и главный автор песен, Стив Марриотт, таил в себе разочарование группой. Кто-то уже поговаривал о его уходе из группы, о будущих планах без его верных приятелей. За пару месяцев сказочный мир, благодаря которому Small Faces оказались в полосе хитовых синглов и альбомов, неожиданно рухнул.

Тридцать пять лет спустя после выхода хитового альбома Ogdens', Mojo общается с Йаном МакЛэганом, клавишником Small Faces, который сейчас проживает в Остине, штат Техас. Мак весел как всегда — может даже чуть больше. Финансовая неразбериха, втянувшая Small Faces в судебные разбирательства с начала 70х, потихоньку начала рассасываться, а 30летнее юбилейное издание Ultimate Collection возможно принесет немного лишних денег. Сделка, заключенная с Sanctuary в конце 90х сейчас означала, что Small Faces наконец-то стали получать прибыль со своих записей. Единственное, о чем он жалеет, касается Стива Марриотта и басиста Ронни Лейна, ушедших в 1991м и 1997м годах соответственно, чьи наследники получат долю их прибыли. «Хотелось бы, чтобы Стив и Ронни были рядом, чтобы узнать, что всё уладилось. Это самое грустное».
Марриотт и Лейн были бы так же рады узнать, что Small Faces приобрели репутацию самой недооцененной группы конца 60х — группы, которая выражала причудливую, кривобокую улыбку Лета Любви лучше, чем любая другая доморощенная группа, даже The Beatles.
«Если подумать, ни одна другая большая группа не исполняла психоделию качественно», отмечает автор книги Mods! и биограф The Who Ричард Барнс. «The Who практически пропустили психоделию, потому что в это время путешествовали по Америке — я проходил мимо дома Пита Тауншенда после ночи любви, а он спокойно поедал воскресное жаркое в кругу семьи. The Kinks не были по-настоящему психоделиками, а Stones пытались выразить психоделию через Satanic Majesties, но провалились в этом деле. Но Small Faces были настоящими. Они глубоко погрузились в каждый её аспект».
Тони Колдер, работающий в Immediate до конца её существования, рассказывал больше: «Марриотт и Small Faces олицетворяли 60е: факт в том, чтобы не быть похожими на своих предков, прошедших войну с нормировкой продовольствия и прочими трудностями. The Stones были бунтарями, но они были бунтарями, поскольку не приспособились. Но Стив… он не ударил в грязь лицом».
Так как же The Small Faces из Модов с Carnaby Street образца 65го года превратились в психоделиков, создателей таких потрясающих синглов — «Here Comes The Nice», «Itchycoo Park», «Tin Soldier» и «Lazy Sunday» — перед тем как выбыть из игры с триумфальным Ogdens'? Спросите любого, кто был там, и они назовут вам две вещи, которые стоят за гениальностью музыки и слов группы: ЛСД и Эндрю Луг Олдэм.

В канун Рождества 1966 года The Small Faces забили грузовик своими пожитками и отправились в снятую квартиру на Westmoreland Terrace, 22 в Пимлико. «В том доме у меня съехала крыша, и только сейчас уже стала отходить», рассказывал как-то Ронни Лейн. Годом раньше они обитали в большущем четырехэтажном доме Георгиевских времен, сделав из него штаб для вечеринок и отойдя ненадолго от мира. Как и дом, бывший трущобой в 50х, группа вышла в мир. Ростом не больше пяти футов пяти дюймов, с их мальчишескими комплекциями, дополнявшими их образ ребят с Carnaby Street, они превратились в сенсацию среди музыкальных фанатов — преимущественно, девочек.
Стив Марриотт, самоуверенный и очень активный малый, насмешник с грязно-привлекательным соул-вокалом, был в детстве актером и настоящим Ловким Плутом в вест-эндской постановке Лайонела Барта «Oliver!». Восемнадцать месяцев назад он был приглашен в модовую группу басистом Ронни Лейном и барабанщиком Кенни Джонсом, да так и остался с ними. Состав был окончательно утвержден в ноябре 1965го года, когда органист Йан МакЛэган сменил слишком высокого, слишком не прикольного Джимми Уинстона.
«Быть таким молодым, и встретить таких ребят, с кем так похож, и будучи таким же подвинутыми на музыке, как и они, было изумительно», восхищается Кенни. «Мы любили друг друга, но нам было плевать на это. Мы ругались и кричали друг на друга, мы пили, мы жили вместе… мы гордились друг другом».
За последующие 12 месяцев под менеджментом импресарио Дона Ардена группа исколесила всю Европу, проводя часы в дороге, а по прибытии выскакивали из своего «Mark 10 Jag» к черному входу в клуб, боясь нарваться на толпу орущих подростков. «Вначале это казалось забавным», рассказывает Кенни, «но под конец стало невозможно играть из-за толп охраны. Сцена всё время патрулировалась, и нам удавалось отыграть лишь 20 минут. У нас были слабые усилители и ужасные колонки. Нам ничего не было слышно, не говоря уже о них. Но что оставалось делать? Мы были симпатичными, одеты так же, со всеми этими модовскими наворотами. Мы были поп-звездами».
Мак: «Нам хотелось играть, каждый день, даже после концертов. Мы слушали музыку без перерыву, это было потрясающе — у нас в машине даже был проигрыватель. Правда им нельзя было пользоваться, пока двигатель был отключен. Поездки на машине были ужасно скучными».
Их успех сильно вырос летом 1966го, когда композиция Марриотта и Лейна «All Or Nothing» скинула с верхушки чартов битловскую «Yellow Submarine». Но судьба быть Модовой группой была предрешена: 20минутные музыкальные композиции, звучащие в просторных залах Мекк и Одеонов уничтожила их. С приходом зимы испортились и их отношения с Арденом: якобы из-за его старой школы касательно денег, финансового планирования и контроля за их деятельностью. Последнюю черту подвела недоработанная версия «My Mind's Eye», выпущенная без согласия группы. Настало время действовать.
«Когда они пришли на Immediate», вспоминает Тони Колдер, «они уже прошли весь цикл с Арденом. Он сделал их звездами. Они пробовали наркотики, они пробовали успех, ничего больше не осталось. Дон пришел ко мне и сказал, что „твой приятель Стив Марриотт не хочет, чтобы я был его менеджером“. Заключили сделку — мы купили их за 25 тысяч фунтов».
В январе 1967го группа договорилась на встречу с боссом Immediate и менеджером The Rolling Stones Эндрю Луг Олдэмом на новой квартире Ронни в Earls Court. Он прибыл в Роллс-Ройсе с персональным водителем, машина была окрашена в золотой-металлик. Группа наблюдала, как он выплывал из своей золотой колесницы, театрализовано, развязно, эдакая растрепанная рыжеволосая бестия c Savile Row, излучая потоки нервной энергии и дымя косяком. Было бы справедливо сказать, что его репутация была его на голову выше.
Незаконный сын датско-американского пилота, Олдэм родился в восточном Лондоне. Будучи вначале начальником Mary Quant, он вскоре перешагнул на поприще музыкального бизнеса. В 18 лет он пробил себе место у Брайана Эпстайна с The Beatles; в 19 он поставил на уши всю музыкальную индустрию сделкой касательно The Rolling Stones. Дружба с Филом Спектором, чьим фанатом он был, распалила его жадный аппетит до того состояния, чтобы вырывать артистов с запылившейся Tin Pan Alley из под носа у их начальства. В 1965м он основал Immediate, первую большую независимую звукозаписывающую компанию в Британии, которой руководил с присущим ему распутством и сумасшедшинкой.
Тони Колдер: «Эндрю и я оба любили фильмы Expresso Bongo и Sweet Smell Of Success. Мы пришли из разных слоев общества, но у нас была одна цель — встряхнуть мир звукозаписи. Всё, чего мечтал Эндрю о Роллингах — „Ты выдашь свою дочь за Бродягу?“. Это было началом того, что сейчас называется маркетингом. Это было мгновенным отчуждением родителей от детей, сознавая, что дети — мы — есть будущее. Это стало критическим моментом в музыкальной индустрии. Так как Decca ненавидела такой подход, мы знали, что всё идет отлично. Мы создали компанию, которая работала по-другому. Без встреч. Идея пришла в клубе, к 10ти следующего утра она была на столе в моем кабинете, к вечеру она была уже на улице».
В квартире Ронни Олдэм раздал несколько заранее скрученных сигарет и обрисовал планы по присоединению группы к Immediate. Им не только предоставлялось студийное время в необходимом им объеме, но группа ещё и становилась полноправным членом иммедиэтовской семьи с возможностью играть и писать музыку для П.П.Арнольд, Криса Фарлоу, Apostolic Intervention и других. Это казалось музыкальным раем.
«Нас восхищали скорее не идеи Эндрю», объясняет Кенни. «А то, что он нам предлагал: неограниченное студийное время. Раньше нужно было записывать песню за максимально короткий срок. Наш первый альбом (Small Faces на Decca) был записан фактически за один чертов день».
Мак: «Мы пообщались с Миком Джаггером, который сказал, что Эндрю хорошо работал со Stones. Мне он не очень нравился… та первая встреча — сплошь трепотня, конопля и никакого серьезного разговора. Нам с Ронни было параллельно, Стиву нравилась идея.
Я не ценил Эндю, но у него был взгляд на вещи, он был очень практичным человеком. Пребывание с ним сослужило нам хорошую службу».

В пятницу, 10 февраля 1967го года, группа подписала договор с новым менеджментом и принялась за работу над тем, что должно было стать их первым альбомом на Immediate. Для последних нескольких сессий группа перевелась с IBC студии на Great Portland Street в студию Olympic в Барнсе. Причиной был их инженер Глин Джонс, который сейчас работал над их 8ми трековым «произведением искусства». Джонс считался лучшим музыкальным инженером в Британии: он был ответственен за большинство английских записей Stones, он работал с The Who и Kinks. У него так же была репутация не употребляющего наркотиков и прочей дряни, как полагается его профессии, и устроителя пьянок в его грузовике E-Type Jag — оснащенном огромными динамиками Marshall — чуть минует полночь. Ронни окрестил его «Блуто» за его сутенерские манеры.
Кенни: «Глин видел весь наш потенциал. У него было море идей, а кроме того, он мог добиться создания этих волшебных звуков. Штуки, которые мы делали в Olympic, были невероятными для того времени».
Мак: «Он был очень творческим человеком, никакого дерьма, всё просто. Великолепное барабанное звучание, здесь и пианино, поставить микрофон и можно начинать! Никакой возни и безделья».
Глин Джонс: «Их этическая работа была невероятной. У каждого из них было больше энергии, чем в большинстве групп в целом. Моей задачей было идти с ними в ногу. Оказалось довольно трудным находится в бодром состоянии все те часы, пока группа была сосредоточена на работе. Их энтузиазм был безграничен».
Единственное, что создавало проблему в студии, это переменчивое настроение Марриотта и его целеустремленность. Сгусток нервозной энергии, Стив всегда был на шаг впереди остальных, подхватывающий идею, принимающий её или отказываясь от нее, начиная всё заново. «Марриотт был движущей силой в процессе, но, кроме того, он был хитрым маленьким засранцем», говорит Глин Джонс. «Он был сплошным наказанием, скажем так. Я никогда не позволял ему вольностей, поэтому мы ссорились. Но его безграничный энтузиазм, энергия и его огромное эго, которое он распространял на группу, были немалой частью их успеха. За такое можно заплатить немалую цену».
Кенни: «Марриотт был очень самоуверенным, мы все были сволочами, но Стив был хуже всех. Просматривая старые видео, я вижу в нем много скромности. Но Стив умел работать».
Мак: «Он был от природы подвижным и наэлектризованным. Они с Ронни оба были забавными чудаками, но очень разными. Я думаю, Ронни был тем камнем, что придерживал Стива на земле. И Ронни был клеем, что связывал нас всех вместе».
За несколько сессий группа расширила палитру звуков на таких песнях как «Yesterday, Today And Tomorrow» — было добавлено несколько странных китайских лютней, которые Стив откопал в антикварном магазине где-то возле Shaftesbury Avenue. Теперь, имея благодаря Олдэму неограниченное время в Olympic, они начали экспериментировать с инструментами, которые никогда раньше не могли ассоциироваться с хриплым ритм-н-блюзом: челеста, клавесин, меллотрон, колокольчик, испанская гитара.
Глин Джонс: «Все эти странные инструменты валялись по всей студии, и Мак, или кто-нибудь ещё мог предложить — „Попробуй этот… или как насчет того?“, каждый предлагал новый способ, мы хотели быть разнообразными. Технологии в то время были примитивными, так что приходилось каждый раз ломать старые правила».
Кенни: «Вначале моя игра была дикой, динамичной и яркой, но что мне по-настоящему нравилось, так это эти большие оркестровые вставки. Это стало проявляться в моей игре. Внезапно, эта музыка стала просто литься из меня».
Прошла весна в мешанине телевизионных выступлений и мини-туров, и их первый альбом на Immediate — вызывая путаницу таким же названием, что и первый альбом на Decca — потихоньку готовился к выпуску. Смягченный звуком акустических гитар, и много раз обработанный на высокотехнологичном оборудовании Olympic, альбом представляет первые проблески органичного психоделик-фолк саунда.
Первым синглом (который не вошел в альбом), записанным в ходе этих сессий, был «Here Comes The Nice», чарующая молитва поставщику метедрина, давшая волю мурлычащему соулу и яркому фальцету Марриотта, и шквалу соул-рока остальных участников. На такое название их вдохновило произведение Лорда Бакли, американского бит-комика, «Here Come Da Nazz», часто играемое по ночам в стенах дома на Westmoreland Terrace. Выпущенный в июне 1967го он не только протрубил начало Лета Любви, но и золотое время для группы, чей коммерческий потенциал серьезно пошатнулся за шесть месяцев пересадки с повозки модовых одежек Ардена в психоделическую карету Олдэма.
Тони Колдер: «Here Comes The Nice… была началом. У некоторых групп был потенциал, а они потеряли его. Small Faces он был дан снова с этой пластинкой. Нет, на самом деле они нашли его сами. В этом фишка».
С обновленным смыслом существования, группа вернулась на знакомое поприще рекламы и выступлений. За пределами их братской комнаты мир начинал потихоньку ловить светлую и веселую нирвану.
Движение хиппи Сан-Франциско было в разгаре и «All You Need Is Love» заполонила чарты. Но у Small Faces было кое-что особенное для Лета Любви — что-то, что сделает сезон их — песня, сочиненная Ронни во время поездки по шведским фьордам в июне 1967. «Itchycoo Park», причудливая акустическая вещица, рассказывающая, взгляд при этом задумчив от расширенных зрачков, о том, что «Всё так прекрасно…»

В августе 1967го Стив Марриотт был приглашен на радио передачу BBC — поп-опрос с ди-джеем Рэем Муром. Передача представляла собой живое выступление перед приглашенной публикой, состоящей из подростков, которая, к слову сказать, всё ещё видела в Small Faces сексуальных объектов. В таком случае, безусловно психоделический сингл «Itchycoo Park» поднялся в чарты, доказывая подъем сочинительского таланта группы.
Рэй Мур хотел выяснить то же, что и все остальные: как группа добилась такого интересного «фазового» эффекта во время барабанной дроби на «Itchycoo Park»? Маленькая супер-звезда замешкалась в раздумье, а затем выдала: «Я нассал на пленку!». Обнаружив через пару секунд, что единственный в зале, кто смеется — он, и то, что багровое лицо Рэя Мура побледнело, он пустился в здравые объяснения того, как Джордж Чайанц, звукооператор Глина Джонса, очень тщательно выводил этот психоделический трюк. Как сказал Колдер, Стив не упал в грязь лицом.
Психоделия крутилась вокруг ЛСД, дитя-природы контр-культуры поздних шестидесятых, и Small Faces знали об этом наркотике лучше всех. Их первое знакомство с наркотиком состоялось на Westmoreland Terrace в мае 1966го, когда менеджер Beatles Брайен Эпстайн вместе с Грэмом Эджем из Moody Blues завалились к ним с несколькими нашпикованными апельсинами. В понятии «въехали» они были запоздалыми гостями по сравнению с богемной элитой (ссылаясь на «Революцию в голове» Йана МакДоналда, Джон Леннон и Джордж Харрисон попробовали ЛСД за год с лишним до этого, в начале 1965го); но они были на милю впереди большинства хиппи.
Мак: «Первый трип был таким потрясающим — особенно для Ронни и меня. Я изрисовал — и они всё ещё у меня — страницы и страницы изображений нашего ковра. Я нарисовал каждую ниточку! Это было удивительно, ЛСД полностью изменил наши жизни. Стив, бедняга, ему не нужно было глотать кислоту, его мозги уже были набекрень. Его первый трип был поистине ужасным, следующим утром нам пришлось сажать его в поезд до Манчестера — он всё ещё был под кайфом. Мы пытались воссоздать кислотные путешествия в песнях вроде „Green Circles“, но правда ли, зеленые круги? Это было похоже на те ужасные фильмы, которые пытались сделать психоделическими, но ничего не вышло. Мне являлись сложные вещи — жизнь, смерть…»
«Я слышал о ребятах, глотающих кислоту в пабах, потому что у них закончилось пиво!», говорит Ричард Барнс. «Но раньше это было серьезным решением. Не грязью — это было спиритическим путешествием в глубины души, чтобы встретиться с Богом и тому подобное. Это было очень серьезной вещью, большой и пугающей, это не пробовалось вот так просто. Люди, возвращающиеся с той стороны, менялись».
Наркотики больше всего повлияли на Ронни. Мак: «Прием кислоты не изменил сочинительство Стива, но повлиял на Ронни. Благодаря кислоте и встрече с его американской девушкой, он пришел к буддизму. Он стал очень отстраненным, он потерял себя, на самом деле. На Westmoreland Terrace ему не удавалось сильно углубиться в религию. Та девушка дала ему лист бумаги, прикрепив его к стене, она сказала: „Это твоя душа, молись ей“. Он сидел там в одурении, челюсть отпала, в полной прострации. Передаешь ему косяк, а он просто сидит там, держа его в руке… Проснись, Ронни! В конец, мы содрали этот лист со стены, порвали его в мелкие клочки, и порядок! Мы сидели все вместе, четверо, и болтали часами».
Устроившись на Westmoreland Terrace, группа обнаружила, что наркотик очень подходит их отстраненному плотно-сплетенному миру; но их мистическое и спиритическое просвещение не смогло полностью стереть то, что Ричард Барнс назвал «Модовым рабоче-классовым цинизмом». «Помню, мы проходили мимо дома Тауншенда на Твикенгемской Набережной с Маком и Ронни», рассказывает Барнс. «Пита тогда не было дома. Был ужасный ветер, и я сказал, что Боги разгневались! Они там же начали писать новую песню про это — с абсолютной верой в происходящее и одновременно смеясь над забавностью ситуации. Реальность, но при этом с такой насмешкой».
«Itchycoo Park» поднялся на номер три и стал неофициальным гимном английского Лета Любви. Четыре месяца спустя, штурмовало продолжение в виде «Tin Soldier», так же заняв Топ 10. Жизнь для Small Faces не могла быть слаще.

Когда в январе 1968го Small Faces прилетели в аэропорт Mascot города Сидней, строительство Оперного Театра было в разгаре, и далекая война неожиданно стала такой близкой к дому. В баре отеля Sheraton четверых маленьких английских музыкантов атаковала орда из Американского Морского Корпуса — закаленные войной ветераны Кхе Сан, Хуэ, Дананга — резервники из Вьетнама. «Они были одинакового с нами возраста», рассказывает Кенни. «Они никак не могли понять, почему мы так хорошо проводим время, а мы никак не могли понять, зачем они рассказывали нам все эти истории про то, как им оторвало руки или ноги. Но нам было хорошо вместе, мы одинаково мыслили. Нам повезло встретить всех этих таких разных людей».
Но турне не было сплошным весельем и игрой. Помимо репортеров, нависших над Маком с его последними разбирательствами касательно марихуаны, пытавшихся доказать, что все они были наркоманскими хипповыми подонками, был ещё и позорный полет, закончившийся их аррестом за разборку на борту. Но главные проблемы всё же были на сцене.
"Мы не могли играть вещи, вроде «Itchycoo Park» или «Tin Soldier», объясняет Мак. «В те дни нельзя было нормально подключить акустическую гитару к микрофону, не было фазинга. Студийная версия „Tin Soldier“ включала бэк-вокал Пэт Арнольд, три различных органа, две гитары… мы просто не могли всё это воссоздать. В то же время The Who (так же хед-лайнеры) только что вернулись из американского турне, и, блин, они были в отличном настрое. Они звучали. Они заставляли нас чувствовать себя немного глупо».
По возвращению в Британию, группа, включая жен и подружек — и исключая любимицу-красавицу Кенни — вернулась в блаженные закрома дома в Морлоу. Чтобы поторопить сочинительство того, что в скором времени станет Ogdens', Олдэм организовал лодочную прогулку по Темзе, где Мака можно было видеть за рулем роскошной яхты, а Кенни — вышедшего из употребления эсминца, причалившую у берегов Виндзора. Среди морского веселья родились песни, главная идея которых состояла в том, что Счастливый Стэн отправился на поиски второй половины луны.
Марриотт хотел пригласить Спайка Миллигана наговорить историю про Счастливого Стэна на второй стороне альбома, но тот оказался недоступен. Затем кто-то предложил Стэнли Унвина, короля сюрреалистичной болтовни, с его забавными диалогами, вроде «и хорошо ли вам сидится на ваших задиках?» и тому подобным, которые привели к появлению на свет одного из самых примечательных рок-альбомов.
Успех Ogdens' — альбома номер-один лета 68го тем не менее, прятал за собой нарастающее разочарование внутри группы. В унисон Дону Ардену с «My Mind's Eye», Эндрю Олдэм неожиданно выпустил «Lazy Sunday», пока группа выступала в Германии. Публика ожидала последних хитов, а Small Faces обнаружили ещё одну не воспроизводимую песню в своем репертуаре. Хуже того, не воспроизводимы были и более тяжелые песни, вроде «Rollin' Over» и «Wham Bam Thank You Mam».
Кенни: «Мы старались показать людям, что мы ни чуть не хуже, чем Yardbirds или Джон Майалл. Мы умели всё это (блюз, в смысле). Мы были правда хорошими музыкантами. Но всё что у нас было — это орущие фанаты, которые не могли слышать нас, и песни, которые невозможно было играть с теми технологиями».
Марриотт выглядел полностью обескураженным, особенно когда «The Universal», записанная вокалистом почти полностью в акустике в саду Морлоу, провалилась в Топ 10.
Мак: «Стив позднее сказал мне, что когда сингл провалился, он чувствовал, что подвел нас всех. Но мне кажется, что он скорее просто хотел, чтобы Фрэмптон играл с нами, и ему не пришлось бы мучиться с инструментами и вокалом. Но Стив всегда был неуверенным. Даже кислота не помогала. Он стал очень нервным. Стиву не были нужны наркотики».
Тони Колдер тем не менее заявляет, что Марриотт решил уйти из группы ещё полгода назад. «Это случилось в Австралии. Он заявил об уходе. Примерно через час он сказал: „Слушай, я не хочу больше, чтобы Ронни Лейн получал мои деньги“. В этом было дело. Эндрю завершил тур, и я отправился домой заключать сделку с Фрэмптоном. Он уже всё распланировал, и сделка была проведена секретно. Стив знал, что всё кончено, это можно видеть по их концертам».
Мак отнесся к этому скептически: «Тони Колдер не мог такого сказать… Думаю, Стив решил уйти намного позже. Он хотел расширить группу, а мы нет. Так что ему оставалось либо делать, как хотим мы, либо уйти. И он ушел».

В октябре 1968го Марриотт встретился с Питером Фрэмптоном из The Herd. Питер, «лицо 1968го года», высоко ценившийся за свою блюзовую гитарку, был приглашен играть с группой на сцене в Bubbles Club в Брентвуде, Эссекс. В следующем месяце, стремясь подзаработать немного больше денег, группа отправилась в Париж на запись альбома французской поп-звезди Джонни Холлидэя — снова с Фрэмптоном на борту.
Глин Джонс споминает «жуткую разборку в студии» между группой и Марриоттом. Сюда же добавился скандал с Immediate, котораяотказывалась платить группе, обвиняя группу в долгах.
Всё это привело к логическому завершению, имевшему место во время концерта в Alexandra Palace в канун Нового Года. Марриотт, который, согласно Кенни «выкидывал всякие фокусы всю неделю», попросил Крестного Отца британского блюза Алексиса Корнера поучаствовать в исполнении Lazy Sunday на бис. Чего тот сделал, только чтобы увидеть, как посреди песни Стив положил гитару и смылся со сцены. Со Стива было достаточно: заблудившись в беспорядочном блюзовом джеме, во время исполнения хита, на который ему было наплевать, с музыкантами, веру в которых он потерял, перед несколькими тысячами орущих подростков, которым абсолютно наплевать, что и как он играет. Позднее в гримерке он спокойно сообщил остальным, что уходит в новую группу Humble Pie с Фрэмптоном.
«Мы не могли в это поверить», говорит Мак, который, конечно же, остался с Лейном и Джонсом в Faces. «Мы были шокированы, ошеломлены. В ужасе, испуганы. Кошмар».
Кенни предполагает, что эликсир, помогший им достичь новых создательских высот, одновременно стал ядом, разрушившим их: «Мне кажется, наркотики под конец затмили все наши решения — особенно Стива. Подведенной чертой стал Ogdens', мы не знали, что с ним делать. Будь у нас время, мы бы справились с этим.
Я сгораю от зависти, видя The Who или Роллингов, потому что они удержались вместе, а мы нет. С нами случилось нечто вроде „Поспешу подвести черту“, а они этого избежали. Думаю, Стиву надо было проявить больше уважения к нам, вместо того, чтобы всё развалить. Я всё ещё зол на него за это».
Последний концерт Small Faces состоялся в Джерси в марте 1969го года. Никто из участников не может вспомнить подробностей.