Рок-музыка до Битлз

«Добитловский период, начавшийся с Лонни Донегана и продолжавшийся вплоть до взлета битломании летом 1963 года, заложил основы британского восприятия поп-музыки...»

перевод sybelle

рок-музыка до битлз

Джон Сэвэдж, Mojo, февраль 1995

Для большинства людей, кому не исполнилось сорока, британская поп-музыка начинается с Битлз: такую точку зрения принято отстаивать в рок-прессе с тех пор, как Ник Кон пренебрежительно отмел пятидесятые как «сплошной фарс». Таким образом из истории выпала целая эра британской музыки — как одомашненной, так и восхитительно экзотической; ее списали за ненадобностью, и остались лишь ностальгические совместные турне да репортажи в провинциальных газетах.

Сегодня же становится ясно, что добитловский период, начавшийся с Лонни Донегана и продолжавшийся вплоть до взлета битломании летом 1963 года, заложил основы британского восприятия поп-музыки. Не отрицая огромного влияния служившего талисманом американского рок-н-ролла — а большинство этих музыкантов в свое время изображали из себя Элвисов и Бадди, следует признать, что отголоски звуков и идей забытой эпохи слышны до сих пор.

Пытаясь своими силами воспроизвести чужеродные формы, ранние британские рокеры и менеджеры добавляли свои штрихи — штрихи, характеризующие нацию: искусственно стимулируемая агрессия, одержимость имиджем, боязнь секса и одержимость им (включая гомосексуализм), налет готического романтизма. В ранних Suede слышен Хэнк Марвин, в видеоклипах узнается тень синтетического гения Ларри Парнса, а техно-музыка, подобная Glowing Trees Энди Уэтеролла, позволяет улететь в космос, впервые исследованный Джо Миком. А у тех, кому хочется все в одном флаконе, есть Smiths.

Одним из приятных достижений цифровых технологий стали огромные возможности хранения и обмена данными с помощью компьютерных дисков: с конца восьмидесятых образовалась целая индустрия переизданий и составления сборников старого материала, благодаря чему сегодня можно найти музыку практически в любом ее проявлении за последние сто лет. Не исключение и рассматриваемый период: никогда еще не издавалось столько записей раннего британского рок-н-ролла, инструментальной и поп-музыки. Одна из задач этой статьи — составить беглый путеводитель через практически непроходимые заросли спутниковых шумов, дребезжащих эхо и реверберирующих шумов.

Но я преследую и личные интересы. Это музыка моего детства, которую я слушал до середины 63 года прежде чем остановился на Битлз. До этого мой интерес вызывали отдельные вещи: на фоне Top Of The Pops и Ready Steady Go я быстро позабыл Крейга Дугласа и Tornados. В прошлом году я вновь заинтересовался старыми песнями благодаря амбициозной программе переизданий, когда EMI упаковала 140 мелодий в семь дисков British Beat Before The Beatles, дополненный книгой Дейва Макалира Hit Parade Heroes: оказалось, что это не плод … маньяков, а восхитительный … поп-археологии.

Еще одним стимулом стали пристальные исследования творчества самой влиятельной фигуры этого периода — Джо Мика: биография Джона Репша, спецвыпуск телепередачи Arena в 1992 году и переиздание самой замечательной работы Мика, провидческой космической фантазии I Hear A New World. На свет появились и другие книги: автобиграфии Джо Брауна, Хелен Шапиро, Брюса Уэлча; подробнейшая история Клиффа Ричарда, написанная Стивом Тернером , и доступный академический труд Дика Брэдли Understanding Rock'n'Roll: Popular Music In Britain 1955-64.

Этот период начался с того момента, когда в британских чартах слились две струйки американской музыки: когда в январе 1956 на первом месте хит-парадов находился Билл Хейли с Rock Around The Clock — первым рок-н-ролльным хитом в Англии — и вдруг к вершине взмыла старая песня Лидбелли Rock Island Line в панковой переработке Лонни Донегана. По форме своей это была не просто пластинка — это был концентрат образа жизни, «скиффл» (названный так в честь сборника блюзов двадцатых годов). Через полгода появились скиффл-группы, скиффл-клубы и даже скиффл-мода, а в 1958 вышла книга-исследование, написанная преподобным Брайаном Бирдом.

Девочкам нравился рок-н-ролл, в особенности Элвис Пресли; мальчикам тоже, но скиффл давал им бесплатный пропуск в мир молодежной культуры — возможность чем-то занять руки. Рок-н-ролл был современным, очень американским стилем, смесью современного кантри и ритм-энд-блюза; скиффл представлял собой американский фолк и блюз двадцатых годов, отфильтрованный алхимическими традициями, взлееянными в британских клубах сороковых благодаря новоореанскому джазовому возрождению. Хит Донегана был запоздалой реакцией, интерлюдией на альбоме Криса Барбера, однако вдохновил два поколения британских музыкантов — в числе которых оказались Джон Леннон и Пол Маккартни.

Но скиффл все же был заменителем: реальность находилась между ног Элвиса Пресли. В Британии рок-н-ролл стал таким же скандальным явлением, как и в США: поводом для газетной шумихи об небывалой агрессии, чудовищном разврате и жутком непонятном шуме. Момент прибытия рок-н-ролла совпал не только с появлением первого британского музыкального течения «для простого парня», но и с периодом размаха первого легко узнаваемого молодежного стиля в одежде — эдваридианского, или стиля тедди-боев. Все эти события происходили в отрыве друг от друга, но внесли свою лепту в общее дело: отрочество окончательно превратилось в пору праздности и свободы.

Рок-н-ролл, как и тедди-бои, в середине пятидесятых стал точкой концентрации родительского негодования: Дик Брэдли упоминает «реакцию шокированной общественности на барабаны 'из джунглей', 'примитивные' ритмы, саксофоны и гитары, играющие 'в стиле африканских танцев'». После войны популярны были антиамериканские настроения, в особенности среди старшего поколения: добавьте сюда характерный страх перед молодежью — «правонарушения, совершенные несовершеннолетними» стали большой проблемой в конце сороковых — и станет ясно, почему рок-н-ролл стал синонимом того, куда катится мир.

Элвис явился в Британию словно марсианский корабль. Однако для подростков того времени все было просто как дважды два. Клифф Ричард: «Имя Элвиса звучало для меня, как и для всех остальных, совершенно чужеродным. Я знал одно: при звуках его музыки по спине бежали мурашки. Я помешался на нем в одно мгновенье». Таким подросткам пришлось постараться, чтобы к их голосам прислушались: на первых британских рок-пластинках в основном играли музыканты из джазовых кругов, чья неприязнь до сих прослушивается в зажатых ритмах и примитивных инструментовках. Первой британской рок-звездой стал Томми Стал: настоящий феномен, он стал предметом восторженных криков толпы и занимал все обложки журналов, но его самым известным хитом была кавер-версия песни в стиле кантри, Singing The Blues.

А самое стойкое влияние на музыкальную жизнь страны оказала PR-кампания Стила. Его таланты открылись миру Сохо, в кофейном баре 2i's, и с тех пор Олд Комптон Стрит стала Меккой для всех начинающих музыкантов. В результате там переиграли все звезды того времени, некоторые выступали регулярно. Маленькая сцена, никаких изысков. Миф Томми Стила был переработан для самого знаменитого поп-фильма той эпохи, Expresso Bongo, с Лоуренсом Харви в роли красноречивого пробивного дельца: еще одна фигура из жизни, комбинация менеджера Стила Джона Кеннеди и его делового партнера Ларри Парнса.

К тому моменту, когда поколение 2i было готово выпускать пластинки, ему пришлось столкнуться с индустрией, прочно застрявшей в начале пятидесятых. Живые выступления зачастую рассматривались как пункт программы варьете — с комическими вставками, фокусниками, пожирателями огня и оркестром в яме. Несмотря на бескомплексную храбрость Клиффа в Move It, никто не ожидал, что рок-н-ролл останется надолго: Америка была всемогущей державой; деньги делались не на пластинках, а на нотах; группы оставались на заднем плане, а певцов уговаривали смягчать свои сценические манеры до такой степени, чтобы они радовали мам и пап.

В своем развитии поп-музыка и телевидение образовали симбиоз. Вслед за чопорным 6.5 Special (честное слово, я видел один выпуск, там выступал Дики Валентайн!), Джек Гуд взял быка за рога и в 1958 создал идеальную телепередачу, основанную на рок-концепции, Oh Boy!: ни варьете, ни ремесленников, ни тупых остряков-ведущих, только жесткая и быстрая музыка с мелодраматическим сценическим освещением. Она подарила миру первых настоящих британских рокеров Марти Уайльда и Клиффа Ричарда, и по словам историка Роба Финниса, дала стимул «ответственным за подбор артистов и репертуар идти в студии на небывалый риск».

Одной из проблем был секс. Не только в естественной истеричной реакции общественности и прессы (в 1960 году Билли Фьюри запретили выступать в Ирландии), но в самой сути британской поп-музыки. Рок-н-ролл не был естественной для Британии формой: его прилошсь скопировать и выучить, а большую часть этого нового американского продукта составляла сексуальность Элвиса — болезненная бледность, вихляние бедрами, любопытная андрогинность. На общество, которое до сих пор ощущало последствия ограничений военного времени, такого рода сексуальность и откровенная текстуальная прямота оказали значительное влияние: десять лет спустя былая непреклонность превратилась в тюрьму. Первые брит-рокеры предприняли больше попыток сломать эти барьеры, чем принято считать.

Добавьте сюда необходимость продвигать секс в условиях общепринятого лицемерного английского … предмета, и вы поймете, откуда берется восхитительное напряжение, … до нас с пластинок, подобных Please Don't Touch Джонни Кидда и The Pirates. Наиболее усердные … pop packagers часто оказывались гомосексуалистами, придававшими особую выразительность многим звездам того периода: наиболее ярко это проявилось в вымышленных именах, которые Ларри Парнс давал юношам из своей конюшни: Wild («Дикарь»), Fury («Неистовый»), Eager («Нетерпеливый»), Gentle («Нежный»), Power («Властный») и Pride («Гордый»). Первый систематизированный язык, созданный ради собственного развлечения задолго до суперзвезд Уорхола или панков-диккенсианцев, блестяще высмеянный Колином Макиннесом в «Абсолютных новичках»: «Кто из мальчиков-рабов пел эту песню? Джазовый Вандал? Хромоногий Лесли? Изголодавшийся насильник?».

Поп тогда не был искусством, смысл заключался в продаже мыла. Очень мало было выпускников художественных колледжей, мало представителей богемы и, за исключением Джека Гуда и Колина Макиннеса, очень мало людей, способных внятно говорить о поп-культуре. Говоря словами Дика Брэдли, «Рок-н-ролл и британский бит расцвели в чирикающей атмосфере летнего лагеря, в климате радостного анти-интеллектуализма и вульгарности. Музыкантам покровительствовали представители класса болтунов (что, в принципе, мало изменилось): их принимали за рабочий класс и, соответственно, за невежд». Взгляните, как Деннис Прайс, типичный легкомысленный хлыщ, опекает Билли Фьюри в Play It Cool (1962). А тот и не возражает: приходится снова возблагодарить Господа за Битлз.

Такое отсутствие вербализации помогло утвердиться стереотипу о мягкости и легковесности того периода — что легко опровергнуть, послушав записи Винса Тейлора или Джонни Кидда. Здесь явственно чувствуется тень насилия, скорости, тотальной разочарованности: включите Brand New Cadillac или Night Of The Vampire группы The Moontrekkers, и вы услышите лихачей-мотоциклистов, с грохотом мчащихся по северной окружной, чтобы прорваться «на другую сторону». Многие и прорвались, добавив мрачности, изначально свойственной молодежной культуре: и здесь не обошлось без своих обреченных Джеймсов Динов — Терри Дин, Джет Харрис, да и сам Винс Тейлор.

Добрую половину особенностей эпохи можно отыскать в истории ключевой фигуры этого периода, Джо Мика. С трудом находя общий язык со своими музыкантами, в домашней студии он сумел создать ряд удивительных записей и фактически создал современную технику звукозаписи (эхо, звуковые эффекты, электронные мелодии и прочие экспериментальные приемы). Природная сумрачность и эксцентричность Мика часто приводила к вспышкам характера и паранойи: сексуальная ориентация Мика во времена запрета гомосексуализма только усугубляла положение. В лучших своих творениях — Johnny Remember Me, Wild Wind, Night Of The Vampire, Telstar Мик благодаря этим своим особенностям становится своего рода техно-готом: эту жилу до сих пор эксплуатируют британские музыканты.

Мик застрелил свою домовладелицу и совершил самоубийство в январе 1967 — к этому времени его эра осталась далеко позади. К 1962 году прослеживается значительное уменьшение энергетики британских поп-хитов, что связано с усилением позиций музыкальной индустрии. Независимые компании, такие, как Triumph Джо Мика, физически не смогли выжить. Условия были поистине эксплуататорские: музыканты подписывали ужасные контракты — низкие гонорары, никакого контроля над судьбой своих произведений, никакой концепции дальнейшей карьеры. В результате большинство, за незначительным исключением, пало жертвой мгновенного забвения и незаслуженной бедности. Клем Каттини: «Это был рабский труд». Некоторые до сих пор вспоминают те времена с горечью.

Фильмы наподобие The Young Ones и «трад-джаз» 1962 года вернули поп в молодежные клубы. Мода менялась: брутальные эдвардианцы из рабочей среды сменились приверженцами более элегантного итальянского стиля — первыми модернистами с окраин; среди них оказался, например, Марк Фелд, в 1962 попавший в новый модный журнал Queen. Модернисты соседствовали с битниками: когда они сошлись вместе, начался расцвет более знакомых нам бита, ритм-энд-блюза, а затем и психоделии.

Важной и очень отчетливой тенденцией начала шестидесятых была … инструментальной музыки. Тон задал беспрецедетный успех The Shadows, которые вместе с Клиффом правили бал с 1960 по 1963 год, пока их не вытеснила битломания. В этих коротких загадочных записях есть что-то сверхъестественное. Как писал американский художник Кен Таката, «слушать их — все равно что двигаться во сне… их блаженная беспечность на фоне кажущейся анонимности и безобидности того времени создала музыкальный стиль, способный в одно мгновенье отразить романтическую чарующую сторону американской культуры, и тут же переключиться на невероятно соблазнительный русский мотив».

В Wonderful Land и Telstar, последних из великих инструменталов, чувствуются конфликты эпохи: потребительская самоуверенность как бастион, выстроенный против паранойи холодной войны. Они с уверенностью говорят о технологиях, глобальных коммуникациях да и о самом потребительском обществе — о тех вещах, к которым мы стали относиться более критично. Но представьте себе силу и наивность эпохи, когда уровень безработицы оставался низким, когда ездить за границу, смотреть телевизор и делать покупки было в новинку. «То был период оптимизма», — говорит сегодня Хэнк Марвин; мелодичные отголоски былого оптимизма в наши дни вызывает любопытную смесь ностальгии, восторга и зависти.